- Может, он стал свободным, когда её полюбил? Он будет счастлив.
- Как это глупо – любить тюрьму, не узнать, не понять, что это. Смотреть, как прекрасна твоя несвобода, - это искажение, это внутри. Твоя воля поймала и обманула саму себя. Я не удивлюсь, если у себя дома ты привык готовить еду, лежать на полу, засыпать и просыпаться. Но ты привык просыпаться несчастным.
- Значит ли это, что дом и есть моя тюрьма?
- Нет, это значит - никто не должен просыпаться несчастным.
- Ты похож на человека с лицом, расползшимся на тысячу морщин, да так широко, не удержать, вот они и отразились складками на ткани небесной, и кто теперь назовёт его старым, кто теперь сосчитает его морщины.
- Птицы станут лягушками, трава прикинется дураком, рыбы станут ходить в воде по пояс. А мы будем сидеть у нашей знакомой, пить чай, и когда нас спросят, скоро ли придёт конец света, мы наступим, мы придём со всех сторон.
- Ангелы в бочке, под дождевой водой. Она запоздалые, не оттаяли до конца.
- Над теплицей есть перекрёстный ход. За этим небом есть первобытный пар. Я залезала, видела дырку в небе и ничего.
- В этом вселенье я могу говорить про всё. Всё тоже призывает меня поторопиться – пробка в буфете, даже жесты детей, даже их мысли, мечты об орехах, об островах сходятся на меня. Надо спешить. За окном холодный ветер рвёт и терзает солнце.